- сказала Нина и пошла к дому скользя каблуками сапожек по снегу. Видя что пьяная мать вот вот упадёт в сугроб. Я быстро подбежал к ней и подхватил эту большегрудую "малышку " на руки.

- Ой ну Костя, опусти меня. Ну не надо сынок, люди увидят... ...

- запричитала было мать, когда я поднял её на руки и понес к дому. Но во дворе возле ёлки никого не было. Часть гостей из местных уже разошлась по домам а часть более стойких все ещё сидела за столами и смотрела " Голубой огонёк " который шёл до четырёх часов утра. В обычные дни по ночам, советское телевидение не работало. И исключением был только Новый год.

- Я смотрю ты наглеть стал. Руки уже не по делу распустил... .

- притворно гневно, тихо сказала мне мать. Когда в полутемных сенцах помогая Нине снять шубку, я помял ей груди через кофту. Какие они у неё большие и почти не отвислые, подумал я проводя ладонями по сиськам матери, легонько мня их ей через кофту. Да и с чего бы быть у Нины отвислым грудям? Она ещё не старая, тридцать шесть лет всего женщине и самочка в самом соку. Родила меня мать рано, сразу после окончания школы и сейчас мне было восемнадцать а маме тридцать шесть.

- Да я нечаянно мам. Они у тебя такие большие вот и зацепил рукой... .

- в наглую врал я Нине, стоя с ней лицом к лицу в полутемных сенцах где не горела лампочка а свет проходил с улицы через окно.