- Что с тобой? - Павел уставился на мои красные от слез глаза. Я не ответил и прошел в свою комнату. Я разобрал кровать и лег, отвернувшись к стене. Он тихо вошел, сел сзади, положил руку на мою спину: - Что случилось, Гоша? - Я дернул плечом, сбрасывая его руку. Он помолчал. - Я чем-нибудь тебя обидел? Тебе у меня плохо? Ты сыт, одет, у тебя своя комната, я тебя ничем не ограничиваю! Я понимаю, что сразу нам сжиться нелегко, но все придет. Мы привыкнем друг к другу. Не гони лошадей, дружок

Господи, о чем он! Да как же объяснить этой каменной глыбе, что мне нужно хоть немного тепла. Нет, вру! Много тепла. Обнимающего и обволакивающего душу и тело, чтобы раствориться в нем и любить, любить, даря себя в ответ.

- Уйду я, Паша! Не могу я здесь! - Повисло долгое тяжелое молчание. Потом он тихо сказал:

- Я не могу тебя удержать. Я привык к тебе, ты мне как младший брат. Но я знаю, ты другой и тебе нужно другое. Я хотел бы быть нежнее к тебе, но ты захочешь того, чего я дать тебе не смогу. А без этого для тебя все останется пресным, бесцветным и ненастоящим. Уходи, не будем мучить друг друга. - Он встал и вышел из спальни

Утром я ушел. Поиск пригодного для ночлега места не дал результатов. Пришлось идти на поклон к Учителю. Тот обещал больше ко мне не приставать, но по его похотливому взгляду было понятно, что сдерживаться долго он не будет. Черт с ним. Как-нибудь все разрешиться. Было на все наплевать. Опять вернулись старые заботы о хлебе насущном. Опять вернулась беготня от ментов и разгрузки машин на рынке. Потихоньку возвращались старые навыки

"бомжа". Возвращалась и старая жизнь, с ее грязью и скверной. И еще была тоска. Огромная, изнуряющая, грызущая все мое нутро. Сердце осталось там, с Павлом. Я ничего не мог с собой поделать. Я не знал, как выдрать ее из себя. Она сжигала мою душу, безжалостно гнала туда, в кафе, где он каждый день бывал. Но я знал, что потом будет еще тяжелее.

Учитель, конечно, все врал. Уже на следующую ночь он подполз ко мне, начал гладить, ласкать, а потом долго терзал мою плоть жадным ртом. Я лежал, сжав зубы и еле сдерживаясь, чтобы не дать ему в морду. И все же это было меньшим мучением, чем мое состояние там, у Павла.

Дни потянулись один за другим. Мне стало совсем плохо. Я кидался на людей, грубил, цеплялся. Все валилось из рук. Пару раз схватился с ментами, за что был поглажен дубинкой. Наехал на "черных" на рынке, и был изгнан оттуда, лишившись последнего заработка. Начал поглядывать на туалет, где малолетки бойко торговали немудреными услугами. Ну, до такого я еще не докатился, но жрать было уже нечего.

Как-то вечером я шлялся по городу, и ноги сами собой занесли меня к знакомому дому. Я долго стоял и пялился на его окна. Наверное, он сейчас дома, смотрит телевизор. Конечно, хорошо было там. Но ничего не вернуть. Я не мог довольствоваться его сдержанной заботой о себе. Я слишком его любил. Но и мучить друг друга тоже нельзя, в этом он прав. Я вздохнул и пошел прочь.

- Гоша! - Павел стоял метрах в пяти от меня. Я знал, что мне не надо на него глядеть. Нам нельзя встречаться и говорить. Надо хоть немного пожалеть себя. Я этого больше не перенесу. Но я стоял и пялил на него глаза и ничего не мог с собой поделать.

- Я тебя давно ищу! - Он медленно, словно боясь меня упустить, шел ко мне. - Не уходи! - Теперь я видел, как он изменился: щеки ввалились, обострился нос, глаза горели лихорадочным блеском. - Мне плохо без тебя. Я просто без тебя не могу. - Он, не отрываясь, глядел на меня. Его руки обхватили мою голову и прижали к груди. Потом ласково, как ребенка он взял меня на руки и понес домой. Я не сопротивлялся. Я обхватил его шею руками и завороженно глядел в его глаза. Как долго я их не видел!

Какое нелепое зрелище, когда мужик несет на руках здорового пятнадцатилетнего парня. Но нам было глубоко плевать на весь мир. Это было священодействие, и обряд соблюдался обеими сторонами истово и строго. Без дурацких улыбок и ненужных слов. Мы все друг про друга знали, и каждый с тревогой ожидал кульминации ритуала.

Он положил меня на диван, встал рядом на колени, взял мои руки в свои и прижал к своим щекам. Он прошептал: - Я люблю тебя, - и я благодарно кивнул. Он сказал: - Очень плохо, когда тебя нет рядом, - и я с удовольствием с ним согласился. Потом он сел на диван, положил мою голову к себе на колени и стал ласково и бережно гладить мои волосы.

- Гоша! Я знаю, что тебе нужны в первую очередь любовь и тепло, и ни на какую жратву ты их никогда не променяешь. Все или ничего! Ты тоже мне очень дорог. Но я другой! Я не знаю, как нужно сделать, чтобы ты понял, как я тебя люблю. Я не умею так, как у вас принято. Я буду очень стараться, и, если ты мне поможешь, у нас все получится. Но, наверное, не сразу. Пойми это и будь мудрым.

Господи, дурачок он, хоть и старше меня лет на десять! Да ты все сказал, что нужно, и этого достаточно, чтобы я любил тебя искренне и безоглядно. Ты заставил себя пойти на то, что было чуждо твоей натуре, ради меня, ради любви ко мне. И уже не важно, когда это случиться, но это будет, обязательно будет, на счастье нам обоим.