Он вскочил и, путаясь в спущенных брюках и кальсонах, ринулся к шкафу, где директор хранил коньяки и водку. Он не хотел выпить, нет, он искал заветную бутылку с желто-синей этикеткой. А, вот она! Спирт этиловый питьевой девяносто пять процентов. "Родная" пробка уже была кем-то сорвана, и бутылка была заткнута самой прозаической из куска газеты. Хорошо! Он вернулся к столу и поставил бутылку на газету рядом с подшипниками. А теперь... Матвей взял кружку и подошел к темному ночному окну, за которым завывал ветер, и сыпал снег. Он рывком распахнул окно и, жмурясь от ледяного ветра, нагреб с жестяного подоконника полную кружку снега.

Матвейн захлопнул окно, задернул портьеру и уселся на свое место. Так, теперь нудно было спешить! Он с трудом погрузил вялый член в плотный снег. Уздечку обожгло холодом, словно огнем, член еще больше уменьшился в объеме, но главное было впереди. Он вынул из кружки с подтаявшим снегом скукожившийся член, надев очки, придирчиво осмотрел его и, вынув газетную пробку, полил его ароматной жидкостью из бутылки. Головку снова обожгло, спирт закапал на пол, и, торопясь, ночной директор запалил спичку и поднес к "проспиртованному" члену.

Тот немедленно вспыхнул синим огнем, его охватило тепло, затем - жара, и дед Матвей полил его талой ледяной водой из кружки. Так! Ночной директор опять осмотрел увесистый орган, тот покраснел и слегка раздулся. Тогда Матвей решил повторить экзекуцию еще раз, а потом - еще! Кольцо у основания члена накалилось и жгло кожу, но где-то под лобком, покрытым седыми волосами, кольнуло, и красный член начал толчками наполняться кровью, буквально восставая из пепла сожженных мошоночных волос. Плотина забвения была прорвана! Его член стоял, как в юности, покачиваясь сообразно с ударами частого пульса!

Матвей от радости с трудом переводил дух, когда зазвонил внутренний телефон. По долгу службы он поднял трубку.

- Это я, Марина!

- Какая еще Марина?

- Я у Вас сегодня, ой, уже вчера, убиралась.

- И чего?

- Кошелек не находили? Черненький такой. Обронила где-то. Вы не находили?

Дед Матвей смягчился.

- Не смотрел. Если хочешь, приходи. Поищем вместе. Ты где сейчас?

- Внизу. Но меня вахтер не пускает.

- Прикажу, пустит. Передай ему трубку.

В трубке щелкнуло, стукнуло и ночной директор, подражая директору настоящему, весомо произнес:

- Это Матвей Дорофеевич говорит. Кто у телефона?

- Вахтер Сидоров.

- Слышь, товарищ Сидоров, ты девчонку-то пусти.

- Надолго?

- Насколько надо.

В телефонной трубке снова стукнуло, и далекий голос Сидорова произнес:

- Проходите!

Матвей положил трубку на аппарат, с сожалением посмотрел на вновь обмякший член, с трудом снял кольцо и спрятал член в надетые кальсоны и фланелевые брюки. Снаружи послышались торопливые частые шаги, и в распахнувшуюся дверь влетела румяная Марина. От нее пахло морозной свежестью и снегом.

- Как у вас тепло! А кошелек не находили?

- Ты, касатка, раздевайся, присаживайся, попьем чайку, согреешься, а потом поищем вместе твой кошелек.

Марина кивнула, сняла меховую шапочку и распахнула шубку, но быстро запахнула ее снова. Матвей заметил, что на ней был надет короткий, до середины бедер, цветастый халат.

- Ой, я тут совсем по-домашнему!

- Я, касатка, на своем веку много чего видел, так что ты не стесняйся!

Марине было жарко и от быстрого бега по территории завода, и от препирательств с вахтером Сидоровым. А с другой стороны, чего ей было стесняться какого-то древнего бородатого деда? И она решительно скинула серую каракулевую шубку и бросила ее на стул. Матвей тем временем включил электрическую плитку, поставил на нее полный алюминиевый чайник, а в другой, маленький фарфоровый, сыпанул щедрой рукой хорошей директорской заварки. Дед Матвей чай любил, пил его подолгу и со вкусом. Он совершал некие движения, а сам прислушивался к той приятной тяжести, которая теперь появилась у него между ног.

- Ой, что это у Вас на столе стоит? - заинтересовалась Марина. - Спирт? Вы, что, пьющий?

- Нет! - виновато рассмеялся Матвей. - Это я хотел подшипники промыть. Была одна идея. А выпить, что же, на праздник водочки-наливочки выпить могу:

Он быстро сгреб подшипники в кучу, завернул в газету и затолкал в стол, а бутылку со спиртом заткнул пробкой и поставил на пол. Затем выключил плитку, снял с нее кипевший чайник, залил заварку кипятком и закрыл заварной чайник полотенцем.

- Еще пара минут, и можно будет пить! - объявил ночной директор. - А денег-то много в кошельке было?

- Тысяча и мелочь. Вся моя зарплата, - пояснила Марина. - Уборщицам немного платят. Если не найду, жить будет не на что:

- А что, девонька, быть уборщицей для тебя - предел мечтаний?

- Нет, конечно. Я по образованию - инженер-механик по подъемно-транспортным устройствам. Хотела работать на стапеле, корабли строить, но туда женщин берут неохотно. Вот и работаю уборщицей.

- А позволь полюбопытствовать, ты замужем или как?

- Или как, - коротко ответила Марина, помрачнев. - Разошлись.

- Понимаю. Как говорится, разошлись характерами?

- Мой бывший, зубной техник, вставлял пациенткам не только зубы.

Прозвучало смешно, и Матвей улыбнулся в седую бороду. В разговоре наступила пауза.

- Ладно, - засуетился ночной директор. - Давай пить чай. Моя сноха - большая мастерица печь пирожки и разные плюшки.

Чай действительно был хорош, пирожки и ватрушки - настолько свежи и вкусны, что закончились очень быстро.

Марина допила чашку и вздохнула.

- А у меня все клёклые и подгоревшие получаются.

- Как-нибудь к нам на Якорную загляни, - посоветовал Матвей, вытряхивая из бороды крошки. - Сноха Агаша тебе расскажет:

- Ну, что? - снова вздохнула уборщица. - Поищем кошелек? Вы возьмите настольную лампу и светите мне, а я смотреть буду.

Ночной директор взял со стола лампу, а Марина встала на четвереньки и полезла под стол. Ее халатик задрался, обнажив зад в больших белых панталонах и дыру прямо между ног, откуда высунулись полные большие губы и кудрявые черные пряди волос. Матвей почувствовал, что его член надувается и начинает пульсировать.

- Вы куда светите? - глухо засмеялась уборщица из-под стола. - Вы под стол светите, а не мне в зад. Может, там что-то не так?

Она гибко вывернулась и пощупала себя там.

- О, ужас! - воскликнула Марина, и быстро выползла обратно.

Затем встала и одернула халат.

- Ты их сними, штаны эти, - посоветовал Матвей Дорофеевич. - А я дам тебе иголку с ниткой, зашей, а то разъедутся, только выкинуть.

Уборщица покраснела.

- Вы отвернитесь только:

- А ты иди в комнату отдыха и раздевайся там.

Она ушла, и оттуда раздался ее радостный голос:

- Матвей Дорофеевич, я нашла!

Матвей вошел, держа в руках коробочку с нитками и иголками, а посреди комнаты отдыха стояла Марина в расстегнутом спереди халате и панталонами в одной руке и кошельком в другой.

- Вот, я нашла! - объявила она и протянула ему маленький черный кошелек. - И деньги целы!

Матвей даже не обиделся на "деньги целы". Перед ним стояла полуобнаженная молодая девушка и улыбалась только ему! Внизу ее плоского живота явственно чернел треугольник волос, и Матвей подумал:

- Настрадалась девонька без мужа. Раз хочет меня, старика, соблазнить.

Она проследила его взгляд, прикрыла живот панталонами и снова густо покраснела.

- Вы меня извините. Я сейчас зашью и приду.

Ночной директор резко повернулся и вышел в кабинет, а Марина осталась, но вскоре появилась и она. С ее левой руки капала кровь.

- Искололась вся, - объяснила она, слабо улыбаясь. - Руки почему-то трясутся... Но прореху зашила! Мне бы аптечку:

И рухнула в обморок:

Матвей поднял ее на руки, отнес обратно в комнату отдыха и уложил на диван. Ее халат распахнулся совсем, маленькие грудки в белом лифчике торчали острыми конусками, а надетые панталоны окрасились кровью.

- Месячные, что ли? - подумал Матвей. - Или с пальцев?

Он стащил с нее панталоны и потрогал набрякшие губы, а потом внимательно осмотрел и даже понюхал свои пальцы. Они были почти сухие, не в крови и приятно пахли речной водой. Матвей попытался расстегнуть тугую застежку бюстгальтера, но она не поддалась. Тогда он сильными руками старого рабочего просто разорвал эту непонятную сбрую, и жадно оглядел обнаженное тело. Марина была совершенно не похожей на его Ядзю. Та была высокой, эта - маленькой. У той была ослепительно белая даже в темноте кожа.

Эта была смугла даже зимой. И волосы между ног у Марины напоминали скорее войлок, чем нежную рыжеватую шерстку Ядвиги. Но: Он многое уже не помнил. Не помнил, какая была Ядвига на ощупь, гладкая или чуть шершавая, как Марина, какой был у Ядзи живот, выпуклый или плоский. Он даже не помнил, как пахло у его жены между ног. Но, когда он с размаху воткнул неподвижной уборщице свой настрадавшийся за ночь член и насиловал ее беззащитное тело, он называл Марину Ядвигой. Ядзей.

Она окончательно очнулась, когда Матвей Дорофеевич вытащил из ее узкого влагалища капающий спермой член. Марина словно спросонья потянулась и сказала:

- А Вы, дедушка, большой проказник!

И погрозила ему кровоточащим пальцем. Он ожидал чего угодно, слез, истерики, криков, но только не пальчика и "большого проказника". Он, опустошенный удачным, невыразимо сладким чувством освобождения, впервые за много лет был снова полноценным мужчиной, мужиком. И он встал перед лежащей на кожаном диване Мариной на колени.

С этой ночи Матвей сильно изменился, словно помолодев на много лет, сходил в сберкассу, снял половину накоплений, купил новый шевиотовый костюм, светлые сорочки, галстуки. Через некоторое время его домашние заметили, что в его некогда сплошь седых волосах и бороде появились темные пряди. Он перестал шаркать ногами, "возить лыжы" , как сказал бы его внук Алексей. И бросил курить, потому что его Марине не нравился запах табака, желтые зубы и пальцы. Она приходила каждый вечер, и, попив чаю, они предавались любви. Через некоторое время ночной директор восьмидесятилетний Матвей Дорофеевич Журбин женился на двадцатипятилетней уборщице Марине Евграфовне Блиновой.