Мне очень нравится, когда меня стегают ремнём по попе. Я испытываю в этот момент не только боль, но и невероятное наслаждение. Жаль, что мне уже семнадцать с половиной лет и папа больше не наказывает меня ремнём, как в детстве. Последний раз это было лет в четырнадцать, я пришла домой поздно, к тому же навеселе - была на весёлой молодёжной вечеринке. От меня ощутимо попахивало спиртным, дымом дорогих сигарет с ментолом - на шее явно просматривались засосы от поцелуев.

Родители были в шоке от увиденного. Разгневанный папа тут же в прихожей, пока я, пошатываясь, разувалась, снял крепкий брючной ремень и потащил меня в спальню. Там бросил на кровать, лицом вниз, не стесняясь заголил подол платья - попка в очень узеньких трусиках была вся открыта - и принялся ожесточённо стегать.

Я орала как резаная, чтобы услышала мама и заступилась, но та даже не подошла, предоставив отцу наказывать меня, как он пожелает. Боль от ударов сложенного вдвое ремня была невыносимая, но в то же время я испытывала и удовольствие. Киска моя постепенно потекла, кайфа добавляла мысль, что меня, взрослую девочку, бьёт родной отец и разглядывает мою почти голую попу. Оргазм накатывал стремительно, после каждого удара мне становилось хорошо. Я бы хотела, чтобы папа меня раздел совсем и стегал ремнём совершенно голую. Но он этого не делал, и я фантазировала, как могла.

Под конец я представила, что он после избиения вводит мне в киску свой член, и содрогнулась от одной этой мысли. Подумать только - я хочу, чтобы меня трахнул мой собственный папа! Какая же я блядь оказывается, и маленькая шалава!

Но папа ни о чём таком не догадывался, продолжая со всей силы хлестать меня по попе ремнём. Чтобы не мешали трусики, он велел мне их снять. Я тут же с удовольствием подчинилась и, не прекращая кричать и плакать, как бы невзначай развела в стороны ноги и чуть-чуть приподняла зад. Я знала, что в таком положении должна быть видна моя киска, и получала огромное удовольствие от того, что папа её видит.

Он видел всё и бил ещё яростнее, наотмашь, так, что мои половинки вскоре все покрылись красными полосами. Я содрогалась от кайфа, осязаемо чувствуя предательскую мокроту в паху. В конце концов, я стала кончать под его ударами, крепко сжимая и разжимая ноги и передёргиваясь всем телом. Я уже не кричала, а похотливо стонала, и папа всё понял. Но экзекуцию не прекратил. Я знала, что ему тоже нравится меня бить, и возможно, у него тоже встал на меня... Это было ощутимо по силе его ударов, которая всё нарастала и нарастала.

Так мы незримо трахались, получая сексуальное удовольствие друг от друга: я от того что меня наказывают ремнём по телу, папа - от того, что меня стегает. После этого случая он никогда меня больше не бил, хоть мне очень хотелось. И стал избегать смотреть мне прямо в глаза. Наверное, боялся, что я там прочту о его тайных желаниях. Но мне его эротические фантазии были по барабану. Я предпочитала не фантазировать по ночам в постели, а получать реальные удовольствия!

Но удовольствие я получала от того, что меня стегают по попе. Кто бы ещё меня постегал, я не знала, когда была дома одна, доставала старый отцовский ремень, раздевалась до гола, ложилась и порола сама себя ремнём до полного изнеможения. Пока с криками и стонами не кончала от боли. После каждого такого самобичевания несколько дней было больно сидеть, но я терпела, чтобы никто ни о чём не догадался. При девочках старалась не переодеваться, потому что вся попа была исполосована после ударов ремня. Во время оргазма я порола себя что есть силы, потому что это увеличивало удовольствие.

Однажды Таня, девочка, недавно пришедшая в наш класс из другой школы, шутливо хлопнула меня ладошкой по заднице. Я громко вскрикнула от боли - буквально накануне я расписала свою попу до огромных кроваво-фиолетовых рубцов.

- Ты чего? - удивилась Татьяна.

- Больно, - созналась я, виновато потупясь.

- Подумаешь, недотрога... Я и притронулась-то слегка, - фыркнула одноклассница.

- Мне укол недавно делали, - соврала я.

После этого я стала присматриваться к Татьяне. Вскоре мы уже сидели за одной партой, и ходили в школу и домой после занятий вместе. Путь в нашу школу пролегал по краю густой, тенистой рощи, разросшейся между двумя посёлками городского типа. Однажды, когда возвращались после занятий домой, Татьяне захотелось на двор по маленькому.

- Пойдём, покараулишь, чтобы никто не шёл, - предложила она.

Мы прошли в глубь зелёного массива довольно далеко от тропинки. Бросив ранцы под дерево, огляделись.

- Здесь не только писать, и трахаться можно, - лукаво подмигнула мне Татьяна. Не стесняясь, высоко подняла подол платья, спустила трусики и присела. Вскоре между её широко расставленных ног громко зажурчал ручеёк.

Я, как завороженная смотрела, как она писает, и смутные эротические фантазии неожиданно закружились у меня в голове. Татьяна заметила, что я за ней наблюдаю, и не торопилась вставать, выдавливая из своей киски всё новые и новые слабые струйки. Я не отрывала глаз от неё, разглядывая откровенно, в деталях.

- Тебя не шокирует, если я покакаю? - спросила, наконец, Татьяна.

- Нет, ни сколько, какай, пожалуйста, - торопливо заверила я и смущённо отвернулась.

- Нет, что же ты? Не отворачивайся, смотри, - почти приказала Таня.

И я стала смотреть, как подруга какает.

- Дай бумажку, - почему-то грубо потребовала она, и я, не зная, почему она сердится, торопливо вытащила из своего ранца тонкую, в двенадцать листов, тетрадку и вырвала несколько листов.

- Помни их, - продолжала командовать Татьяна.

Я сделала, что она хотела и протянула мятые бумажки.

- Сама! - строго приказала она и подставила мне свою попу с грязной дырочкой.

Я опешила.

- Ну что же ты стоишь? Не поняла, что я сказала? - гневно вскрикнула Татьяна. - Я попросила тебя, как подругу, подтереть мне попу. Неужели тебе трудно?

- Мне вовсе не трудно, Танюша, - заикаясь, смущённо заговорила я. - Но мне как-то неловко...

- А что тут такого? Ведь никто же не видит, - привела веский довод подруга. - К тому же, ты и сама этого хочешь. Ведь, правда? Признайся, что тебе нравится моя задница? Отвечай, нравится? - Таня выпрямилась и, продолжая поддерживать руками платье, повернулась ко мне задом. Попа у неё была просто умопомрачительная.

- Ну что, нравится? - продолжала допрашивать меня Татьяна.

- Очень, - призналась я.

- Ну так и не комплексуй, делай, что тебе велят и что самой хочется, - потребовала подруга, снова наклоняясь и раздвигая пальцами свои ягодицы. - Давай, подотри меня, да поживей!

Я быстро исполнила то, что она просила. Начисто вытерла бумажками её дырочку. Мне захотелось поцеловать её ягодицу.

- А теперь подлижи меня там, - как бы угадав мои мысли, потребовала она. - Да хорошенько всё вылижи языком, чтоб чисто было.

Я сначала стала нежно целовать её пухленькие белые половинки, похожие на две сдобные булочки, потом быстро заработала язычком, вылизывая её анус. Когда дырочка буквально блестела, и на ней не осталось не то что никаких следов, но даже запаха, Татьяна выпрямилась и натянула трусики.

- Отойдём отсюда подальше, - сморщила она свой носик.

Взяв вещи, мы зашли поглубже в рощу.

- Раздевайся, - потребовала она там.

Я покорно сняла платье, разулась, спустила бежевые чулочки, аккуратно положив их на платье. Сверху бросила лифчик и трусики. Татьяна повернула меня спиной и стала разглядывать затянувшиеся рубцы на моих ягодицах.

- Что это?

Я призналась ей во всём.

- А хочешь, чтобы я тебя сейчас посекла хворостиной? - предложила Татьяна.

- Очень хочу, - согласилась тут же я, радуясь в душе такой удаче.

- Становись к дереву, - скомандовала школьная подруга.

Я прижалась к толстому стволу вяза, крепко обхватив его руками. Таня, походив вокруг, выломала гибкий, средних размеров, прут. С силой рассекла им воздух. Я напряглась в предчувствии небывалого наслаждения. И вот первый удар стеганул по моей спине. Я громко вскрикнула и передёрнулась всем телом. Было очень больно и в то же время приятно. Хотелось ещё боли от ударов и сладостного трепета обнажённой плоти.

- Тебе нравится, когда тебя секут, сучка? - спрашивала не меньше меня возбуждённая Татьяна.

- Да, очень! - заверила я. - Ударь меня больно, милая! Я хочу этого. Бей ещё и ещё!

И Татьяна принялась жестоко меня сечь. Била она всерьёз по спине, попе, ногам. После каждого удара я вскрикивала, быстро тёрла рукой ужаленное место, отдёргивала руку, чтобы не получить прутом по ней. Ягодицы мои горели, спина была вся исполосована кровавыми рубцами. Я стала плакать и просить, чтобы она прекратила. В то же время мне доставляло удовольствие не только то, что меня били, но и унижение.

Подруга разошлась не на шутку и врезала несколько раз так сильно, что я взвыла не своим голосом и, разжав руки, повалилась на землю. Я почти обезумела от боли и не могла встать на ноги. Таня стала сечь меня лежащую. Я ревела по-звериному, умоляя больше не бить, слезы ручьями лились из моих глаз, смыв тушь с ресниц. На щеках образовались чёрные потёки, а под глазами - круги.

- На колени, сучка! - потребовала Татьяна, и я тотчас стала перед ней на колени. Я была готова выполнить любое её приказание, только бы она прекратила меня хлестать прутом по беззащитному голому телу. Оно всё покрылось кроваво-фиолетовыми полосами, некоторые кровоточили.

Татьяна разулась и протянула мне свою босую ножку.

- Целуй!

Я стала с жадностью целовать пальчики на её миниатюрной, маленькой ноге. Татьяна засунула пальцы мне в рот. Я стала сосать их, ощущая вкус её пота. Она убрала ногу и ударила меня хлыстом по грудям. Я завизжала, как ужаленная, схватилась руками за груди и вновь повалилась на траву под деревом. Татьяна снова стала меня хлестать по всему телу. Я, наряду с сумасшедшей болью, вскоре почувствовала стремительное приближение оргазма. Но прежде чем кончить, я вся обмочилась и этим доставила огромное удовольствие Тане. Она, в перерывах между уларами, запускала левую руку в трусики и яростно тёрла свою киску.