Во всём облике Андрея - в его взгляде, в его улыбке, в интонации его голоса - было что-то такое, что невольно располагало, настраивало на искренность, на ответную улыбку... был во взгляде Андрея, в интонации его голоса, в выражении его лица какое-то непонятное для Никиты очарование, и Никита, глядя Андрею в глаза, неожиданно для себя самого улыбнулся в ответ, - Никита всё так же лежал под Андреем, раздвинув ноги, чувствуя животом напряженно твёрдый, горячий Андреев член, и ладони Никиты по-прежнему были на Андреевых ягодицах, но не это было сейчас главным... "что тебе нужно объяснить?" - спросил Андрей... да всё, бля! Всё нужно было объяснить... может, этот Андрей - голубой... ну, то есть, настоящий голубой - и потому он тащится от такого секса... может такое быть? Может... или не может? А он, Никита... он сам от чего тащился ночью? И сейчас вот... сейчас он лежит под Андреем - и у него, у Никиты, тоже стоит, и ему, Никите, это приятно... очень приятно... почему?!

- Я вот что не понимаю... - Никита, глядя Андрею в глаза, непроизвольно облизнул вдруг пересохшие губы. - Мы ночью ебались, как ты говоришь... ну, то есть, друг друга... в жопу друг друга... так?

- Так, - отозвался Андрей. - В жопу друг друга... пусть будет "в жопу", если тебе это слово больше нравится, - Андрей улыбнулся. - Ну, и что тебе непонятно? Отличный секс! Ты ничего, Никита, не помнишь... и здесь я одно лишь могу сказать: жаль, что не помнишь! Но это ведь дело поправимое... правильно я говорю?

- В смысле? - не понял Никита.

- В смысле, что сейчас мы всё повторим... да? Никита... скажи "да"...

Андрей, горячо выдыхая последние три слова, раз и другой сладострастно сжал, стиснул ягодицы, и Никита, совершенно не чувствуя никакого внутреннего протеста, тем не менее дёрнулся под Андреем, стараясь то ли высвободиться, то ли прекратить эти движения, напоминающие - имитирующие - половой акт.

- Бля... хуля ты это делаешь - словно ебёшь меня? Как голубой, бля... тискаешь меня, как девку! Всё утро тискаешь...