- Бабуля, дай мне свой халат на время, - попросил я бабушку, еще не отдышавшись. Она ко мне хорошо относилась, и ей я мог доверять.

- Зачем тебе мой халат, Толик? - с удивлением спросила она.

Пришлось ей рассказать, что хулиганы девчонку на пляже раздели, одежду ее унесли, и она сидит там, голая, в моей рубашке и не может домой пойти.

Бабуля у меня, в общем-то, разумной женщиной была. Хотя и образование у нее, кажется, всего три класса церковно-приходской школы. Она из комода свежий после стирки халатик ситцевый вытащила и вызвалась сама со мной на пляж пойти, ибо на улице уже темень, и она меня одного отпускать боялась. Я ей объяснял, что, мол, быстрее надо. Я бегом - туда и обратно. Но она уперлась - только с ней. И пришлось мне вместе с ней на пляж чапать...

Но девчонки там не оказалось. Я, тормозной, даже имени у нее не спросил. Кричал на пляже, как идиот: "Эй!" И не было мне отзыва.

Бабуля спрашивает:

- Толик, а ты мне случаем не набрехал?

- Нет! Она где-то здесь должна быть. Эй! - громко кричал я. - Я халат тебе принес! Выходи!

Однако она так и не появилась. Но ведь рубашку мою и босоножки ее мы с бабулей на берегу обнаружили! Мы, наверное, с полчаса с бабулей по берегу и пустынному пляжу ходили. Тишина. Только темные воды Черноголовского пляжа под луной мерцали. Луна уже не была лохматой. Ясным пятном на небе сияла.

- Толик, пошли домой, поздно уже, - наконец, сказала бабуля. - Девчонка твоя, наверное, нагишом домой убежала...

- И босоножки на берегу оставила? - не верил я.

- Босоножки-то вроде еще хорошие, - говорила бабуля, держа их в руке. -

Лишь стоптанные немного...

Шли мы с бабулей домой, а я логику событий уловить не мог. Что-то здесь было не так. Не состыковывалось что-то. Если убежала девчонка домой голышом, то босоножки она должна была с собой взять. Зачем их на берегу оставлять? А если она утопиться решила, то зачем меня халат принести просила? Зачем говорила, что ждать меня будет?

Я вспомнил, что когда бежал с пляжа домой, то, пробегая возле шайбы-пивнушки у Буденовского поля, увидел там Оглоблю с Бодулей. Они что-то бурно обсуждали между собой, жестикулируя руками. Я торопился и не придал этому значения, а теперь задумался: о чем они так горячо спорили?

В ту ночь я долго не мог заснуть, ворочался с боку на бок, пытаясь решить эту головоломку, но у меня ничего не получалось. С утра следующего дня я снова на пляж подался. Вчерашнее приключение у меня никак из головы не выходило...

На пляже я увидел двух ментов и нескольких озабоченных зевак. Они стояли кружком и смотрели на труп голой девчонки. Она лежала на боку возле берега. Менты не разрешали подходить к утопленнице близко, но в ней я без труда признал вчерашнюю знакомую...

Скоро со стороны станции ДОСААФ подъехала "скорая помощь", а затем и милицейская машина с прицепом-труповозкой. Врач "скорой", молодая женщина в белоснежном халатике, предварительно надев тонкую резиновую перчатку, присела над утопленницей. Она тронула ее подбородок, прикоснулась к шее.

- Похоже, что ее душили, - сказала она ментам, вставая. - Надо отправлять труп на экспертизу.

Менты, чуть морщась, погрузили девчонку на носилки, которые притащил водитель машины. Они понесли ее к газику и запихнули носилки внутрь труповозки. Поговорили еще о чем-то с врачом "скорой", сели в машину и, не спеша, покатили.

Зеваки стали медленно расходиться, обсуждая это происшествие. На пляж постепенно стали подтягиваться другие люди, так как день был субботним. Праздная публика тянулась отдохнуть и позагорать под щедрым июльским солнышком. Со стороны ДОСААФа через динамики полилась мажорная музыка:

- Джамайка! Джамайка! - зазвучал популярный в 60-е годы и еще не треснувший голос знаменитого итальянского мальчика Робертино Лоретти.

Жизнь для живых продолжалась...