Я думал, что хоть теперь удастся поспать, но не тут-то было.
- Вы что, на боковую что ли? - тормошила нас пигалица. - А Яшку дразнить? - и она без всякой репетиции зашлась протяжными, страстными стонами: - О-о! О-у! Да! Да! Да-а! В два смычка! О-у, какой кайф! Глубже, глубже, ну глубже! О-у! Яш, а ты что не идешь ко мне? Яша! Яша-а! О-у! Неужели тебе не хочется засунуть свою могучую сваю в вагинку такой девчушки как я? Попробовать в попку? В ротик? О-у, мужики, дайте место Якову! Я хочу, чтобы его обжигающий скипетр пропер меня в анус, я хочу почувствовать его у самых печенок! - и при этом она постоянно лягала нас пятками, отчего мы сдержанно издавали различные звуки, по всей видимости, создающие за пределами палатки впечатление непрерывной ебли.
Наконец, Яшка не выдержал. До нас донесся придушенный утробный рев, шорох отбрасываемого в сторону полога и стремительные шаги. Через секунду он ввалился в нашу палатку - с всклокоченной шевелюрой, безумными глазами и залупленным жилистым хуем, торчащим из паха, как резиновая дубинка. Но мы все трое к тому времени мирно лежали, каждый закутавшись до подбородка в отдельное одеяло с видом невинных младенцев.
- Ты что, Яш? - словно спросонку спросил Серёжка, зажигая фонарик. Яшка затормозил, словно грузовик с бетоном, на его одурелой от ночных бдений физиономии отразилась дикая оторопь.
- Ничего: Вы разве не кричали? - в великом смущении он ухватился обоими руками за свой пендель и стал загибать его вниз, пряча между ляжек.
- Показалось, наверное, - безучастно отозвался Серега.
- Чего только ни приснится в такую ночь! - добавила ухмыляющаяся Лилька и в этот миг Яков, очевидно, перестарался в своих конспиративных усилиях, и из раздутой багровой головки его члена брызнула тонкая белесая струйка.
- Ой! Извините! - яшкина физиономия моментально обрела цвет сургучной печати. - Мне показалось! - он закрутился, как ошпаренная собачонка, и на четвереньках бросился из палатки, тяня за собой по росистой траве прерывистый белесый след. Лилька, не выдержав, перевернулась на живот и принялась придушенно ржать, вцепившись зубами подушку. Под ее смех, переходящий во всхлипы и стоны, нам, наконец, удалось уснуть.
