"Ну, ладно, поцелуешь меня:" , Евсей, ухватившись за спинку кровати, подтянулся к ее изголовью, Настасью же, нажав на ее плечи, сдвинул к своим ногам. Теперь его член торчал напротив лица женщины. И вдруг он почувствовал, как маленькая ладошка хлопнула его по заднице. Евсей обернулся - сзади, рядом с кроватью стоял Колька; "Дядька, дай еще сахалку!". Евсей ухмыльнулся: "Щас я твоей мамке дам сахарку, а потом тебе. Только если не будешь нам мешать. Пойди, поиграй во дворе - потом получишь сахарок". Колька убежал во двор.

"Ну, целуй!"

"Куда?" , не поняла по деревенской простоте Настасья.

"Залупу возьми в рот и пососи!" , сердито сказал Евсей.

Настасья покорно обхватила головку члена губами и начала её сосать. Евсей начал двигать бедрами, проникая все глубже и глубже в рот, а затем в горло своей новой полюбовницы. Настасья уже поперхнулась раз, два. Но тут Евсей захрипел: "Глотай!!!" , и вогнал член на полную глубину: С тех пор, у них с Анастасией так и повелось. И называли это они: "Дать сахарку".

Людмила

Людмила Васильевна Кожемякина была женщиной серьезной, с рабфаковским образованием и решительным отношением к жизни. Когда ей понравился молодой завхоз Семен, она, не церемонясь, женила его на себе. Когда этот же Семен засмотрелся на молодую фифу из финотдела, она также решительно порвала и разошлась с ним. Но молодой женский организм, привыкший к семейным постельным радостям, требовал своего. И тогда Людмила решила, что никаких мужчин в ее жизни больше не будет. Она ушла в работу, в общественную жизнь и загружала себя до седьмого пота, так, что возвращаясь поздно вечером домой, могла только упасть на кровать в комнате коммунальной квартиры, чтобы утром рано вскочить и снова впрягаться в эту жизнь.

Ее рвение не осталось незамеченным. Сначала ее выбрали комсоргом цеха, а потом рекомендовали в партию. И к началу войны она получила партбилет.

Война ничего не поменяла в ее жизни. Она лишь больше металась, загружала себя разными делами. И, когда всех мужчин уже забрали на фронт, и в городке была объявлена женская мобилизация, Людмила одной из первых пришла на сборный пункт.

Их собрали в истребительный отряд. Кого и что могли истребить эти девчонки, вооруженные охотничьими ружьями и мелкокалиберными винтовками из Осавиахима было непонятно. Но им под вечер дали задание выдвигаться на рубеж обороны. И выстроившись в колонну по четыре, 187 девчонок пошли выполнять свой долг перед Советской Родиной.

Однако, одеты они были в форму бойцов Красной Армии, а Людмила получив непонятно от кого звание комиссара отряда, даже успела нашить на рукав красную звезду - знак комиссарского отличия.

Три звена пикирующих немецких бомбардировщиков "Юнкерс-87" , летевших бомбить железнодорожный узел за их городком заметили колонну советских войск. И командир летчиков отдал приказ одному из звеньев накрыть колонну бомбами и добить оставшихся из пулеметов.

Девчонки шли строем, громко напевая песню про советских танкистов. И когда три бомбардировщика вывалили на колонну свой смертоносный груз, никто даже не успел ни упасть, ни присесть. 182 женских и девичьих тела были в момент искромсаны, разорваны на куски или изранены до смерти.

Две из тех, кто был в голове колонны и три в хвосте бросились бежать от этого кошмара неведомо куда - лишь бы подальше.

Самолеты зашли на второй круг, и ударили по бегущим из пулеметов.

Наверное, Людмилу защитил Ангел хранитель, или везучей она была, но осталась живой она из отряда одна, хоть и раненая легко в ногу.

* * *

Евсей проснулся рано - он любил летом рано вставать и слушать, как птицы только начинают перекликаться в роще. Анютка спала на соседнем топчане, сладко посапывая. Евсей поглядел на нее, умильно усмехнулся ее выражению лица и решил прогуляться к ручью, а заодно и набрать воды. Взяв ведерко, он вышел из дома сельсовета, и стал спускаться за холм к ручью.

Вдруг он услышал треск в кустарнике за ручьем, и, оглянувшись в направлении звука, увидел за кустами силуэт человека в форме красноармейца, целившегося в него из винтовки.

Звериный рефлекс бросил его на землю, а за тем он перекатился два раза, уходя с линии огня. Но тут он услышал пустой щелчок, и понял, что у нападавшего нет в винтовке патронов.

Люба увидела немца за кустами, и, тут же сорвала с плеча винтовку (у нее единственной была настоящая армейская винтовка) и выстрелила в немца. Но ужас бомбежки, усталость блуждания всю ночь по лесу и рана в ноге вышибли из ее памяти то, что она расстреляла все патроны, стреляя по бомбардировщикам в попытке отомстить за погибший отряд.

Затвор сухо клацнул, а немец вдруг куда-то исчез. И тут сбоку от нее раздался злой голос: "А ну, выходи падла и бросай винтовку, а то пристрелю!!!".

Евсей зашел с фланга, убедившись предварительно, что придурок - один. И направив на него пистолет, приказал выйти и сдаться. Красноармеец хромая вышел из-за кустов, опираясь на беспатронную винтовку. И тут Евсей увидел на рукаве звезду.

"А, сука, так ты еще и комиссар!!!" , заорал Евсей, готовясь пристрелить одного из тех, кто сгноил его родителей в Сибири.

И тут с комиссара упала пилотка, и красивые каштановые волосы рассыпались по плечам.

"Во, бля, баба" , удивленно пробормотал Евсей.

"Ну, чё, давно комиссаришь?" , ехидно спросил он ее.

"Второй день" , устало ответила женщина.

"Ну, и какие успехи?".

"Да, никаких, разбомбили немцы наш отряд. Одна я, да и то подраненная. Давай, уж, дострели, да и дело с концом".

"А раньше где служила?"

"На заводе работала - в городке".

"Ладно, разберемся. Пошли! Давай-ка свою пукалку сюда!"

"Да, чего тебе, она все равно без патронов, а мне тяжело идти - в ногу подранили".

Евсей внимательно посмотрел на женщину. Былая злость уже прошла, женщина была симпатичная и ненависти к ней он уже не испытывал.

"Ладно, пойдем. Иди за мной". Набрав воды, он повел женщину ко двору Настасьи, который был ближе всего. Завел женщину в баню за огородом и сказал веско:

"Перевязать тебя надо первым делом, а то - подохнешь".

Он кинул несколько лучинок в печурку баньки и подпалил их немецкой зажигалкой. Убедившись, что огонек разгорелся, подбросил несколько полешков. На печке всегда стоял вмурованный котел, наполненный водой, так что горячей водой раненая будет обеспечена.

Евсей вышел из баньки и подошел к окну дома. Постучал в окошко. В окне показалось заспанное, но улыбающееся лицо Настасьи.

"Наська, дай-ка бутылку самогона, да покрепче!" , тихо, но жестко проговорил Евсей.

"Да, ты заходи, я и налью, и на стол соберу" , заулыбалась Настасья.

"Ты, чё, не слыхала, чё попросил? Давай бутылку, живо!"

Настасья обиженно надув губки подала бутылку.

"Ну, а когда зайдешь-то?"

"Вот в бане у тебя попарюсь и зайду! Только в баню не суйся, а то получишь у меня горячих!"

Настасья сердито захлопнула окно.

* * *

Евсей сидел на нижней полке в бане, а на верхней сидела комиссарша.

"Ну, так, перевязать тебя надо" , заявил твердо женщине Евсей.

"А ты, что, доктор, что-ли?"

"Ну, доктор - не доктор, а раны и по хуже твоих перевязывал и даже штопал".

Людмиле стало всё равно - усталость и стресс после бомбежки брали своё.

"Черт с тобой - лечи!"

"Сапоги надо снять и штаны твои - военные!"

Евсей аккуратно снял сапоги, поставил их в предбанник. Потом также тихонько, стараясь не потревожить раненую ногу, стянул штаны. Под штанами оказались мужские кальсоны! А ранение было в мякоть выше колена.

"Черт, кальсоны надо снимать!"

"Надо - так снимай" , устало сказала женщина.

Евсей также осторожно снял с женских ног кальсоны, и, наконец, рана открылась во всей своей неприглядности.

На летней жаре уже пошло нагноение, хотя пуля всего лишь процарапала кожу и чуть повредила мышцу.

"Ну, принимай обезбаливающее" , сказал Евсей и налил в банный ковшик грамм 150 самогона.

Людмила покорно выпила поднесенное.

"Ты постарайся не орать, я надрежу, чтоб гной вышел, потом промою самогоном и перебинтую чистым полотенцем".

Чистых льняных полотенец у Настасьи в баньке всегда был запас.

Людмила стиснула зубы. Евсей достал из кармана френча опасную немецкую бритву, раскрыл ее, плеснул на лезвие самогона и быстро сделал небольшой надрез на ране. Людмила дернулась, застонала. Потек гной. Евсей промыл из ковшика рану самогоном и крепко забинтовал полотенцем.

"Слушай, ты ведь грязная, как черт. Тебе помыться надо".

Людмила не сопротивлялась, когда он стянул с нее красноармейскую гимнастерку, а потом исподнюю рубаху и оставил в костюме Евы. Евсей тоже разделся, так как в бане уже было натоплено, да и предстояла помывка (а может и не только) .

Евсей допил оставшийся в ковшике самогон, налил в него горячей воды из котла, долил холодной из бочки в углу. Взял обмылок мыла в углу полки, макнул мочало в ковшик, намылил его и начал натирать спину, бока, грудь и все остальное тело комиссарши.

Людмила от пережитого и выпитого сомлела и не очень понимала, почему этот немецкий прихвостень, вместо того, чтобы пристрелить её - моет.

А Евсей уже без мочала - одной намыленной рукой скользил по ее телу. Когда он добрался до нижних губок, Людмила вдруг улыбнулась наглой пьяной улыбкой и спросила: