-Вот и я, здравствуйте, моя прекрасная Пенелопа! "Я пришел к тебе с приветом..."
- "Рассказать, что солнце встало". Наконец-то! Солнце уже спит давно, я уж думала, что не придешь до второго пришествия.
- Пришел до, приду после, я буду приходить всегда, даже когда Вы уже не захотите меня видеть.
- Как же ты придешь, если я не захочу тебя видеть?
- Вестимо, влезу в Ваш сон и буду Вас оттуда доставать.
- Неслыханная наглость! Оказывается, от тебя невозможно никак избавиться?
- Возможно, но не нужно, а?
- Не обольщайся, еще подумаю. Я устала смертельно; как с работы пришла, бухнулась в кресло, так и сижу вот, жду тебя, даже переодеться нет сил, ноги гудят...
- Можно, я послушаю, хоть одним ухом?.. Ничего не слышу. Признайтесь, моя прелесть, Вы не переодевались не потому, что смертельно устали, а потому, что знаете, как мне нравится Ваша "спецодежда", и эти открытые туфельки на высоком каблуке.
- Вот еще! Говорю... смертельно устала. А у тебя такое дурашливо-игривое настроение, будто в лотерею выиграл. И цветов не вижу?..
- Ну, что мне в оправдание ответить? Я спою... "Не могу я тебе в день рождения дорогие подарки дарить, но зато в эти ночи весенние я могу о любви говорить!".
- Ну, что ж, тоже неплохо. Становись на колени, кладезь песенных цитат, проси прощения за опоздание и говори мне о своей любви!
- Слушаюсь, Ваше величество! "Чуть свет - Вы на ногах, и я у Ваших ног...". Простите великодушно, не велите казнить, велите слово молвить!
- Молви свое слово. Не иначе, какой-нибудь неприличный анекдот станешь рассказывать?
- Как можно, сударыня?! Слушайте же...
Летел я к Вам, как ветер,
Меня послал к Вам Бог,
В толпе я Вас приметил,
И вот - у Ваших ног.
Венера Боттичелли -
Воздушней Вы берез.
Вы - солнышко апреля,
Вы - воплощенье грез.
Ваш лик лучист и светел,
И Бога я молю...
"Позволь влететь, как ветер
Прошелестеть... "Люблю!""
- И это все мне?!
- От первого слова и до последней точки.
- Мне таких стихов никто еще не дарил... А, знаю, ты, написал одно стихотворение и читаешь всем девушкам подряд?
- Ну, как Вам могла прийти такая нелепая мысль? Разве можно написанное для одной женщины дарить другой? Разве можно подарить цветы одной, а потом отобрать и подарить другой? Это же нонсенс, любимая!
- Ты меня убедил, я прощаю твое опоздание и большое спасибо за стихи. Я разрешаю тебе помассировать мне ноги.
- А поцеловать?
- Потом, если мне понравится массаж так же, как стихи.
- Сомненья прочь! Вы же знаете, как я умею это делать?
- Пока я только слышу пустые речи и обещанья! Ну же, я жду!
- О, в каком прекрасном капризе искривились Ваши губки!
- Господи, ну когда, наконец, ты обратишься к ногам?
- Уже... Позвольте расстегнуть ремешок... Вот... и ножка прелести полна, она совсем обнажена, ну, почти совсем обнажена. Она еще покрыта вуалью нежнейшего капронового ажура, но пальчики уже чуть-чуть видны. Как устали наши пальчики! "Мы писали, мы писали, наши пальчики устали. Их немножко разомнем, и опять писать начнем". Так, разомнем все пальчики с боков. Какие они аккуратненькие. Вот сюда проведем мягко снизу вверх... Теперь подушечки... Какие они мягкие, эти маленькие подушечки... Теперь подошвы... Вам нравится так?
- Хорошо... еще. Проведи кулаком по подошве от пальцев к пятке. Вот так... Чудесно. Вторую так же.
- Вытяните ножку, вот так, я икры разомну. Господи, какие у Вас ноги! Вот эта линия от колена к подъему стопы, как Кавказский хребет, только без снега и красивей. Как же прав Пушкин, говоря о Ваших ногах... "Они, пророчествуя взгляду...", - заметьте, какое слово подобрал... "пророчествуя"; не "обещая", не "суля", а именно "пророчествуя", как в Библии. "...неоцененную награду...", - то есть, не просто высокую, или даже бесценную, а именно неоцененную никем, потому что ее даже и оценить невозможно. "...влекут...", - опять, какое дивное слово, стервец, подобрал! "...условной красотой...", - нет, я просто схожу с ума от эдакого богатого словаря, ведь вот нашел же это слово... "условной", потому что нет никаких критериев, параметров, - нога красива и все тут, и красива какой-то ничем необъяснимой красотой. "...желаний своевольных рой". - Заметьте, какое опять слово... "своевольных". Оно неявное, контурное, отданное на откуп читателю. Вот ведь как писать следует! Но каблуки погубят Ваши волшебные ножки, хоть и длинней они выглядят на каблуках, и стройней. Каблуки полны коварства, и чем они длиннее, тем коварства в них больше.
- Малыш, ты на Пушкине камня на камне не оставил, я даже стихов не поняла бы, если бы не знала. Одни твои комментарии. Прочти еще раз, и одновременно нежно поглаживай мне ноги, о которых так поэтично отзывался Пушкин.
- Простите, я увлекся, у меня такое настроение, что хочется петь, читать стихи, целовать Ваши дивные ноги и подпрыгивать до потолка! Слушайте же, моя радость... "Они, пророчествуя взгляду... неоцененную награду... влекут условной красотой... желаний своевольных рой". О! Такие стихи обласкивают нежней моего массажа и даже поцелуев. Прислушиваясь к их волшебной музыке, уносишься мыслью в бесконечность, витаешь в необозримых ее просторах, устремляешься в эмпиреи...
- Да, приятно быть обласканной двумя сразу... Пушкиным и тобой! Ты как раз сейчас вглядываешься в бесконечность, прикрытую юбкой и, кажется, мыслью в юбке запутался?
- Нет, просто задумался, как-то. Взгрустнулось что-то... Подумалось о вечном, о нетленной красоте слова, рисующего красоту женского тела. Подумать только, ведь и тела не станет, а слово останется. Конечно, не всякое, но по-настоящему красивое - непременно останется.
- Ты немножко лукавишь, ну, самую малость, ведь не о вечности ты сейчас думал, признайся! А если я чуть раздвину колени... Вот так, слегка, чтобы туда в мою бесконечность проник лучик света, ты же не совладаешь с искушением унестись мыслью в след за лучиком в эти эмпиреи?
- Нет, прекрасная Госпожа, не совладаю. Я не могу противиться стремлению моих мыслей уноситься, куда им заблагорассудится, и желанию своих глаз созерцать неземную красоту.
- А если я раздвину колени еще шире... и положу свои ножки тебе на плечи, разве не устремятся твои губы навстречу моим благоуханным лепесткам роз? Может быть, ты продолжишь свои рассуждения о нетленной красоте слова? Очень интересно послушать. Пока ты будешь говорить, я буду потихоньку сдвигать и раздвигать коленки в такт дивной музыке твоих слов. Начинай же, я жду. Видишь, колени раздвигаются... Расскажи мне, докуда умчалась твоя мысль, а я пока проведу рукой по бедру. Надо же, какой восхитительный контраст между моими белоснежными бедрами и черными ажурными чулочками, их нежно обволакивающими! Носочек потяну, чтобы продолжить эту линию "Кавказского хребта" от колена до кончика большого пальца. Я сегодня педикюр сделала... Что же ты? У тебя, кажется, капельки пота на умном лбу? Смотри, как пополз кверху подол моей деловой юбки... Медленно, но неуклонно, а ты все молчишь, словно все слова, какие в школе учил, забыл. Ты следишь?
- Я... это... Вы так обворожительны!.. Просто чудо как соблазнительны!
- Ну, что ты там шепчешь всякую чепуху? Ты про слова мне говори, какие они нетленные, а я, пожалуй, сброшу верхнюю часть "спецодежды", мне становится жарко от твоих пламенных речей... Куда бы ее кинуть? Пожалуй, тебе на плечо положу... Вот ведь рассеянность, я позабыла надеть бюстгальтер, видишь? И блузка, как назло, такая узкая, груди так и рвут ее, тоже хотят про "нетленные" слова послушать. Смотри, как сосочки в розовых ореолах напряглись. Сейчас проткнут полупрозрачную ткань. И все это великолепие к твоим словам навстречу устремилось. А ножки я сдвину, чтобы не смущать тебя. Что с тобой? Ты как будто горишь? Слова не вспоминаются? А ты постарайся, напряги память, цитату вспомни. Как ты считаешь, я достаточно высоко подняла юбочку, или еще поднять? Пожалуй и ножки снова раздвину... Вот так... Хочу - раздвину, хочу - сдвину, а розочка там, между ножками, словно распускается, когда ножки раздвигаются. Правда, забавно? Распускается и опять собирается в бутончик. Теперь снова распускается... И все - по моему хотению. Твоей мысли хорошо витается в глубинах моей вселенной? Я специально напротив торшера села, чтобы ей было видно, куда устремляться. И цвет бутончика ярче при свете, правда? Вот он сейчас распустился, и лепестки в росе... Кто же слизнет росинки?
- Господи, я больше не могу! Не могу! Я тебя съем, Солнышко!!!
- Конечно, мой милый, съешь меня, иди сюда! Нет, постой, разденься скорей. Мне нравится твой торс, особенно красиво шея входит под ключицы. В этой ложбинке так уютно моим губам! И твои плечи... Теперь меня раздень. Сними чулочки... Нет, не руками... Щекотно, мурашки побежали... Слизни их. О-ой! Не могу! Теперь юбку... расстегни сбоку... быстрей. Ложись на спину. Я присяду над тобой, и лепестки еще больше распустятся... Видишь, росинки стекают, скорей лижи... Ты нащупал пестик... О-о! Хорошо... всасывай губами... И я твой пестик поласкаю, он в небо устремился...
- М-м-м... Как свежа, чиста и ароматна твоя роза!.. Милая, как мне приятно, когда ты его зубками прикусываешь... ласкай его-о-о! Боже мой! Солнышко мое золотое. Больше не могу! Сядь на него, сейчас он взорвется.
- Да, да... М-м! Я тоже...
- Дай ножку! А-а-а-а!..
- А-а-а-а!..
.
.
.
- "Ты жива еще, моя старушка? Жив и я - привет тебе, привет!"
- Болтун... Почему ты подошву мне лизал в этот момент?
- ...Когда ты яички своими пальчиками придавливаешь, и процесс начинается, я изнемогаю. Это не передать словами, но это - пик Победы, апогей, кульминация, я просто сатанею от переизбытка чувств к тебе. В такой момент я умереть могу от разрыва сердца, если чем-то не погашу это остервенение чувственности. Тебе это, наверно, не понятно, да? У тебя бывает такое же чувство от какого-то над тобой действия?
