Как-то я уже рассказывал вам свое приключение с Надюшкой, с очень понравившейся мне девицей.

Так начал говорить Иван Петрович, сидя с нами за стаканом вина у камина.

-  Ну, а теперь, раз вы настаиваете, я расскажу продолжение. Ну, вот... Как вы, вероятно, помните, я почти с полгода был в близких отношениях с этой Надей, девицей шестнадцати лет. Обычно она с матерью приходила ко мне раз в неделю днем. Мать наводила порядок в квартире, а я забирался с Надей в кабинет и еб ее.

Должен сказать, что ее мать была весьма привлекательной, молодой вдовой, но с ней я как-то не успел сблизиться. Все мое внимание было сосредоточено на Наде.

Правда, я не раз бросал на Наталью, то есть на Надину мать, довольно откровенные взгляды, заставлявшие ее краснеть, и не раз думал об интимных с нею отношениях, да и хуй не раз становился колом, когда она вытирала пол и выгибала вверх свой аппетитный зад, но до поры до времени все шло по-прежнему.

Кстати, мне было особенно приятно то, что красивая Наталья отлично знала, когда и даже как я ебу ее дочку. Я был почти уверен, что она подслушивает у дверей кабинета, когда я лежал там с ее Надей на кушетке, и даже подсматривает за нами через щель обычно неплотно прикрытой двери. И это почему-то дополнительно возбуждало меня. Не знаю, расспрашивала ли Наталья дочку об интимных подробностях или нет, но кое-какие разговоры по этому поводу между ними, конечно, были.

Итак, все шло обычно почти с полгода. Наде было уже шестнадцать с половиною лет, она стала весьма привлекательной, и меня все менее удовлетворяли мимолетные, редкие, дневные встречи с ней.

Целый ряд обстоятельств и соображений, очень хорошо понятных жителям маленьких городков, затрудняли простое решение этого вопроса, который мы неоднократно обсуждали с Надей. Но однажды Надя, с ведома матери, предложила мне навестить их ночью. Я мгновенно согласился. Но внезапно мне пришлось уехать по службе на целых три недели из города. Мой отъезд, правда, сопровождался откровенным разговором с Натальей, с которой мы условились, что в первый же день моего возвращения я приду к ним на ночь. Приду, как только на дворе станет темно.

Злосчастные три недели, а точнее, как помнится, восемнадцать дней пролетели в конце концов, и я вновь был дома. Ни о чем, разумеется, я не думал, кроме предстоящего первого посещения Нади и Натальи.

Часов около двенадцати вечера я отправился к ним и, так как они жили невдалеке от меня, минут через пять-шесть я уже тихонько постучал в окно.

Послышался легкий шум, и дверь приоткрылась. Я скользнул внутрь и закрыл за собою дверь на засов.

Квартира их состояла из двух комнат и кухни, соединенных коридорчиком. Нигде ни огонька.

При слабом свете из окна я увидел Наталью, стоявшую возле меня в одной рубашке. Она забросала меня вопросами:

-  Здравствуйте, с приездом! Ну, как дошли, Иван Петрович? Никого не встретили?

-  Здравствуй, Наталья! Хорошо! Ни единой души, - сказал я, с удовольствием пожимая теплую руку и удерживаясь от желания обнять ее за талию.

-  А где же Надя?

-  Ждет вас. Она в кровати.

Наталья отворила дверь во вторую комнату и вошла туда, ведя меня за руку.

-  Надька, твой муж пришел! Принимай!

-  Да, муж... Целый месяц не показывался!

-  Да ты же знаешь, Надюша, где я был. И не месяц. Здравствуй!

-  Ну, здравствуйте, если... не забыли.

-  Только не ссорьтесь! - вмешалась Наталья. - Иван Петрович пришел, чтоб побаловаться с молодой женой, а не ругаться.

-  А ты, мама не защищай его!

Разговор этот шел вполголоса, пока я ощупью, направляемый Натальей, подходил к широкой кровати, откуда раздавался голос Нади. Нащупав рукой кровать, я присел и, наклонившись, стал искать руками Надю. Поиски эти были, конечно, недолги, и через пару секунд я уже обнимал свою "женку".

Она обвила мою шею голыми ручонками и крепко поцеловала.

-  Соскучились?

-  Ужасно! А ты?

-  И я... Мама все смеялась...

-  Да как же - все хнычет: "Он меня забыл! Он меня бросил!" Смех да и только.

Я впился горячим поцелуем в губки Нади и руками стал мять через рубашку милые сосочки. Наталья заговорила:

-  Как же мы сделаем? У нас ведь только одна кровать. Где вы с ней ляжете? Или куда я лягу?

-  Мама, как тебе не стыдно... так говорить.

-  Что там стыдно? Дело-то обычное. Ты уже сама хорошо понимаешь... Знаете, Иван Петрович, придется нам спать здесь втроем... А?

-  Лучше и не надо!

-  Я не хочу, мама! Что это еще? Он посидит и уйдет.

-  Э нет, Наденька, я не могу на это согласиться! Я с тобой хочу побаловаться.

-  А я не хочу! Вот и все! Что это за выдумки? При маме?

-  Ну, хватит тебе, Надька. Иван Петрович, раздевайтесь да ложитесь. А я с краю...

Я стал раздеваться. Надя сердито ворчала, уверяя, что не позволит мне ничего.

Оставив на себе одну рубашку, я с замиранием сердца растянулся посреди широкой кровати. Хуй уже давно был как палка.

Надя повернулась к стене и, когда я притронулся к ней, сердито оттолкнула меня локотком.

Наталья легла рядом со мной и я почувствовал ее горячее дыхание у себя на шее.

-  Наденька, повернись ко мне... Милая женочка моя.

-  Если я ваша жена, то вы бы меня любили, а то вы меня не любите совсем!

-  Горячо люблю, золотко мое!

-  Вы бы меня послушались и не ложились бы!

-  Потому-то я и лег, что горячо люблю! Да не говори мне "вы" , мужу говорят "ты".

-  Я не привыкла еще и мне стыдно.

-  Ну, повернись, дай мне свои чудесные губки.

Лед понемногу стал таять. Надя начала поворачиваться ко мне лицом, а я в то же время задирал ей рубашонку... Она слегка отталкивала мои руки, но рубашонка осталась поднятой выше ее грудок.

Подняв и свою рубашку, я прижался к ней голым телом и стал взасос целовать ее плечи, щечки, шейку, ощупывая правой рукой ее бедра, спинку, жопку...

Надя тихонько приподняла левую ногу и положила ее на меня, пропуская хуй между своих ножек. При этом нога Нади коснулась Натальи.

-  Вот так, Надька, хорошо! Обнимай его и ногами! Я тоже так делала!

Надя быстро отдернула ногу, сжав при этом мой хуй между своих ляжек, и зашептала:

-  Вот видишь, Ваня, как... неудобно. Мама чувствует, что мы делаем...

-  Да разве мама не знает, что делают муж и жена в кровати?

-  Да, но нехорошо это.

-  Ничего, не обращай внимания.

-  Я и то не... Ух, как стыдно.

Я еще жарче стал целовать ее. Сисеньки были в моей власти... Вскоре Надя стала тяжело дышать и слегка сдавливать мой хуй своими бедрами.

-  Наденька, - шептал я, - я очень хочу, ляг на спинку.

-  Нет, нет...

-  Я очень прошу тебя. Я только чуть-чуть.

-  Нет, мама же здесь... стыдно.

-  Надька, не дури! А у вас, Иван Петрович, уже... стоит?

При этом рука Натальи скользнула по моей пояснице, животу и схватила хуй.

Надя вздрогнула и отбросила свою жопку к стенке...

-  Ого, Иван Петрович! Он у вас что надо! Не стесняйтесь, загоняйте его! За это время ока тоже измучилась... Небось, захотела.

Она отпустила мой хуй, правда, как-то нехотя и с сожалением, а я, отбросив всякую сдержанность, повернул слабо сопротивлявшуюся Надю на спину и лег на нее... Она молча раздвинула ноги и сама согнула их в коленках.

Я начал нащупывать головкой хуя ее дырочку... Она была очень горячая и очень мокрая. Надя дрожала.

Медленно я начал засаживать ей.

-  Больно! . . Потихоньку!

-  Надька, перестань. Не первый же раз.

-  Больно... Мама, отпусти мою ногу! Не загибай ее!

-  Не будь дурой! Так глубже войдет и будет слаже...

-  Но больно. Пусти. Ой, стыд-то какой.

-  Ничего не стыдно... Иван Петрович, вы ей по яйца. По самые яйца! В матку, чтобы забеременела...

-  Мама-а... как тебе не стыдно.

-  Наденька, мама верно говорит, тебе надо сделать ребенка.

-  Нет, нет! Уйди тогда от меня! Выйми, Вы... выйми!

-  Наденька, я хочу сделать тебя... беременной.

-  Иди тогда к маме и делай ей ребенка, а мне не нужно. Выйми.

-  Я хочу сперва, чтобы ты забеременела от меня.

-  От такого, как у вас, Иван Петрович, любая захочет забеременеть, а моя Надька этого не понимает.

-  Мама, ма... стыдно так говорить. Ой, ой!

-  Чего ойкаешь, лежи спокойно... Дай как следует Ивану Петровичу побаловаться. Иван Петрович, надо было бы ей под жопу подушку. Может, подложить?

-  По... потом, Наталья... сейчас я так.

-  Ма, мама, что он делает со мной? Мама...

-  Ты что? Сладко стало?

-  Ма... мамочка! Он делает, он... он... ой - ой, не могу!

-  Ничего, это хорошо, Надька. Ты начинаешь спускать. Иван Петрович, теперь, сами знаете, не останавливайтесь. Всаживайте ей раз за разом! Так, так! Кровать выдержит.

-  А-а! Ма-мочка!

Плотно придавив головку хуя к матке, я обрызгивал ее, ощущая последние судорожные движения страстно спускавшей подо мной Нади.

Надя сделала движение, чтобы вывернуться из-под меня. Наталья заметила это.

-  Нет, нет, Надька! Лежи, лежи, под ним. Скорее забеременеешь.

-  А я не хочу забеременеть. Стыд-то какой! Девушке иметь ребенка! Встань, пусти!

-  Лежи, лежи. Не отпускайте ее и не вынимайте! А как у нее? Матка дергается?

-  Да, еще трогает головку, но уже все тише.

Надя лежала раскинувшись и дышала ровнее.

Почти незаметно я стал опять потихоньку двигать хуем, хотя он был еще не достаточно твердым.

-  Ваня, ты что? . . Слезь.

-  Сейчас. Я так.

В жару одеяло сдвинулось к ногам, и мы под слабым светом из окна хорошо были видны Наталье...

-  Ах... И мне даже захотелось из-за вас, - прошептала Наталья, поглаживая мой зад. , .

-  Наденька, твоя мама очень хорошая. Можно я ее поцелую?

-  Ну... целуй, один раз. И... выйми.

Я повернул голову к Наталье и она впилась в мои губы жгучим поцелуем. Ее рука стала еще смелее. Хуй становился все тверже.

-  Ой, он! Что ты, Ва... Ваничка? Будет тебе... Выйми.