Когда моё время наконец истекло, я продолжала лежать на правом боку со скованными позади руками. Я уже почти не плакала, в изнеможении глядя в пол перед собой. Сил у меня уже не было, а ведь день только начинался. Лиза потянула за поводок, пристёгнутый к моему ошейнику, и вынудила меня встать на колени. Стоя в таком положении, я начала дрожать.

- Ну что же, очень жаль, что ты не поела и не попила. Потому, что впереди у тебя очень долгое наказание.

Она так и светилась от радости. Подняв меня на ноги, она оттащила меня к свисавшей с потолка цепи. Со вчерашнего вечера лодыжки мои оставались скованными, и я снова нелепо засеменила вслед за ней. Когда мы подошли к цепи, она пристегнула к ней поводок и отошла на другой конец комнаты к огромному сундуку. Порывшись, она вытащила оттуда длинную палку с кольцами по обеим сторонам. Она взглянула на меня и, кажется, ухмыльнулась, но мне плохо было видно её лицо, так как я старалась не смотреть на него, глядя ей на ноги.

Она подошла ко мне и расстегнула цепочку между лодыжек. На миг я задумалась, не пнуть ли её, но поняла, что в моём положении так просто сбежать не получится. После этого она пристегнула браслеты на моих лодыжках к кольцам по сторонам палки. Это вынудило меня очень широко расставить ноги, но особого неудобства я не ощутила. Затем она сняла цепь у меня с рук, и пристегнула их за браслеты к той же свисающей с потолка цепи, к которой уже был прикреплен поводок. Закончив, она отошла в сторону и оглядела меня. Не шевелясь, я висела так, глядя в пол. Цепь, к которой были прикованы мои запястья, вытягивала мне руки вверх на всю длину, но я всё ещё могла твёрдо стоять обеими ногами на полу, и большой нагрузки на плечи пока что не было. Поводок, пристёгнутый к цепи, также был натянут не слишком туго, и, если не считать зажимов на сосках и затычки в заду, положение моё было вполне сносным.

- Какая же ты вкусненькая, блядёшка. Сейчас я приготовлю тебя к наказанию. Во время наказания на тебе будет кляп, но пока что я надевать его не стану - хочу послушать, как ты будешь кричать, когда я сниму с сосков зажимы. Мммм, до чего ж аппетитно ты будешь орать.

С этими словами она засунула мне в пизду два пальца и пару минут поебла меня таким образом, держа за ошейник. Я почувствовала, что намокаю, и это меня разозлило. Глаза мои, глядевшие в пол, сузились. Её явно обрадовало, что я потекла. Вынув из меня пальцы, она поднесла их мне под нос.

- Вы только гляньте, какие мы мокренькие! Бог ты мой, как всё-таки повезло нам со шлюшкой, а? Заставила бы я тебя слизать всё это, конечно, но ничего не могу поделать, сперва сама хочу.

С этими словами она стала слизывать с пальцев мою влагу, весьма соблазнительно. Я быстро взглянула на неё и снова опустила глаза к полу. Она постанывала, облизывая свои пальцы так, будто занималась с ними любовью.

- Боже, какая же ты вкусная, собачка моя. Хочу ещё.

После этого она начала играть с моим клитором, и я ощутила, как влага стекает по левому бедру. Это было в высшей степени унизительно. Меня затрясло, и меня захлестнул такой стыд, что в нём растворилась даже злость. Я хотела только одного - чтобы она остановилась. Она продолжала забавляться с моим клитором и после этого снова впихнула в меня свои пальцы, дабы набрать на них ещё больше моего сока. Затем она прекратила и, стоя рядом, посмотрела на меня.

- Сучка моя, как же тебе будет сегодня больно. Жду не дождусь.

После этого, без предупреждения, она содрала зажим с моего правого соска. Невероятная, чудовищная боль обожгла его. Даже не знаю, как её описать, я никогда такого не испытывала, это было больнее всего, что мне доводилось вынести прежде. Я выла, кричала и визжала от боли. Моё тело корчилось и выгибалось в цепях. Больше всего на свете я хотела опустить руку и приложить её к своему несчастному, истерзанному соску.

- СУКА! ГОСПОДИ! СУКА ТЫ ЁБАНАЯ! - потеряв голову, орала я.

Боль постепенно стихала, и из глаз моих брызнули слёзы. Я задыхалась, глядя в пол перед собой. Она лишь стояла рядом и смеялась надо мной.

- Ты только что утроила себе объём наказания, раскрыв рот без спроса... и, конечно же, ОСКОРБИВ СВОЮ ГОСПОЖУ!

С этими словами она схватила пылающий болью сосок и крутанула его что было сил. Я закричала, и она, выпустив сосок, отвесила мне затрещину.

- Потаскуха ты непослушная. Вижу, дрессировать тебя придётся как следует... но это и хорошо. Так прикольней. Когда раба легко сломать, меня совсем не прёт. Хотя я-то, конечно, привыкла к мужикам, а их поломать, наверно, проще. У бабы-то болевой порог повыше будет. Да, шлюха?

Тон у неё был до того снисходительный и напыщенный, что просто пиздец. Она пошла вдоль комнаты, снимая со стенок самые разные кнуты и хлысты, пока я продолжала висеть там с распухшим правым соском и с зажимом на левом, где продолжала болтаться цепочка.

- Я даже думаю, что теперь мы, пожалуй, начнём дрессировать баб - ну, хотя бы какое-то время. Откуда ж я знала, что с ними куда веселей, чем с мужиками. А самый-то прикол в том, что Том даже не увлекался всем этим делом, пока не встретился со мной. Я типа разбудила в нём эту струнку. У меня уже была рабыня-шлюшка мужского полу, когда мы с Томом познакомились, и Тому, кажется, и впрямь понравилось над ним измываться. Сексом он с ним не занимался, ну разве что давал отсосать мальчонке разок-другой, но как он его чморил - просто загляденье.

Она продолжала складывать кнуты, фаллоимитаторы и прочее в таком же духе на столик рядом со шкафом у противоположной стены, продолжая болтать. Я лишь продолжала висеть, глядя в пол. Мне становилось всё холоднее, и меня забила дрожь.

- Хотя тот раб был добровольным, - продолжала она. - Он сам тащился от боли и унижений, изначально, поэтому было не очень прикольно, так как ломать не пришлось. Конечно, когда мы продали его против воли на лошадиную ферму, он испугался по-настоящему, так и забился в своих верёвках. Нас с Томом это завело не по-детски. Мы иногда его навещаем и смотрим, как его там опускают уже всерьёз. Так классно!

Затем она подкатила столик ко мне. Меня уже трясло не на шутку. Она начала гладить меня по всему телу, успокаивая, но от этого меня затрясло ещё сильнее.

- Да ладно тебе, шлюшка. Не так уж всё и плохо. - Она истерически расхохоталась над своей дурацкой шуткой. - Хотя для тебя - хуже некуда, конечно. Я это с серьёзной миной говорить никогда не могу. В общем, после этого мы с Томом решили придумать какой-нибудь надёжный способ ловить рабов насильно. Видишь ли, денег у нас хватает... ну, у меня по крайней мере.

Поскольку я раньше имела дело только с мужиками, и, что самое главное, мы тратили мои личные денежки, то я уговорила его похищать мужиков, хоть он и хотел попробовать бабу. - Продолжая говорить, она продолжала гладить всё моё тело. - Но я обожала настоящих, тестостероновых мужиков, которых можно было ломать и превращать в женоподобных животных. Том вскоре тоже проникся. Прикольней всего было впервые переодевать их в девочку. Какие выражения у них были при этом на лицах, просто песня. Но потом однажды Том меня уговорил...

Постепенно я перестала вслушиваться в её больную, извращённую болтовню. Лишь думала, заткнётся ли когда-нибудь эта сука, готовящаяся меня наказать. Висела там и продолжала дрожать всем телом. Без предупреждения она умолкла и содрала зажим с моего левого соска. Как только до меня дошло, что она сделала, я заорала.

- НННЕЕЕЕТ! ГОСПОДИ... . НННЕЕЕЕЕЕЕТ!

Я визжала и корчилась от боли в своих оковах, пока кровь приливала обратно к соску. К счастью, я вовремя прикусила себе язык и смогла не разразиться оскорблениями. Когда боль приутихла, я часто задышала, высоко вздымая грудь. Повиснув на цепи, я смотрела в пол, в глазах у меня стояли слёзы, и мне делалось дурно при одной мысли о том, что моё наказание, наверно, даже ещё не началось.

Когда я немного пришла в себя, Лиза начала что-то втирать мне в соски. Странное ощущение в них начало сменяться жжением. Соски испытывали холод и жар одновременно, и жжение всё нарастало. Ощущения были не похожи вообще на что бы то ни было. Они облегчали и одновременно усиливали боль... но боли было всё-таки больше, поскольку последствия от зажимов никуда не делись. Я заворочалась в своих оковах, чтобы хоть как-то опустить к соскам руки и успокоить их. Ощущения в сосках заставляли меня корчиться и стонать - от дискомфорта и возбуждения одновременно. Я ничего не могла поделать, ощущения в сосках брали надо мной верх. Лиза лишь смеялась.

- Нет ничего лучше правильного крема на сосках, чтобы раб возбудился.

К моей вящей досаде, она похихикала ещё немного и после этого взяла кожаный кляп с куском кожи, прикрывавшим рот, с шаром на одном конце и с насосом на другом. Вставив шар мне во влагалище, она принялась накачивать его так, что вскоре он раздулся внутри меня до огромных размеров, и я не могла его вытолкнуть. Я всё ещё корчилась от ледяного жара в сосках.

Она смотрела на меня с насмешкой, и это меня бесило. Затем она опустилась на колени и начала лизать мне клитор. Она мастерски работала языком, огибая втолкнутый во влагалище кляп и мой набухший, торчащий над ним клитор. Вскоре ощущения захлестнули меня с головой, и я испытала невероятной силы оргазм. Он был ещё сильнее, чем вчера вечером, и я испытывала неимоверное наслаждение, хотя и отказывалась с этим смириться. После первого оргазма она не остановилась. Её дыхание, её язык и стоны уносили меня на небеса, и я не могла думать ни о чём другом, кроме нового оргазма.

Она заставила меня кончить трижды, и только после этого остановилась. Не знаю, кончила ли она сама хоть раз, но думаю, что наверняка. Обмякнув на цепи, я испытывала отвращение к самой себе. За то, что Лиза довела меня до такого, я ещё сильнее возненавидела её. Всё тело обрело необычайную чувствительность, и боль в сосках уже почти совсем утихла, хотя эффект мази на них всё ещё ощущался. Я поверить не могла, что моё тело так меня предало. Я глядела в пол перед собой полным стыда и злости взглядом, пока кляп вместе с насосом болтались подо мной, свисая из влагалища.