Но вот однажды, журча струей, я заметила среди начинающих желтеть листьев живой изгороди какое-то движение. Быстро натянув трусы, я выскочила на тропинку. Оглядевшись, и никого не увидев, я подумала, что мне это просто показалось. Но на следующий день произошло то, чего я никак не ожидала. Как обычно, нырнув в кусты на своё укромное место, и уже приготовившись снять трусы, предо мной, как из под земли возник дядька. Как я испугалась!"Так, - сказал строго дядька, - вот, значит, кто тут писает постоянно! Ну, что ж, девочка, придется тебя вести в милицию, за это тебе выпишут штраф, сообщат об этом в школу!" Я чуть не надула в штаны от подобной перспективы! Дядька выжидательно молчал, я тоже, и в создавшейся паузе я рассмотрела его внимательней. Высокий, с густыми темными волосами, он был одет в темно-коричневый пиджак, а очки на глазах делали его похожим на нашего учителя рисования, только помоложе. "Ну, что будем делать?" - спросил он. Я молчала. "Ну, ладно, пошли в милицию!" - его голос был полон решительности. "Не надо..." - только и смогла сказать я от страха. Он помолчал, как бы раздумывая, как мне помочь, а потом предложил: "Хорошо, давай сделаем так: я тебе разрешу сейчас посикать здесь, при мне, и, если ты будешь хорошо себя вести, я никому об этом не скажу". Выбора у меня не было: терпеть публичный позор в школе было выше моих сил, и я начала стягивать с себя трусы. Присев, дядька во все глаза пялился на мою пипку, а у меня от волнения никак не получалось начать мочеиспускание. Но вскоре переполненный мочевой пузырь пробил барьер смущения, и струя желтоватой жидкости весело разливалась меж моих ног в траву. Закончив процесс, я дрожащими руками натянула исподнее, одернула подол платья. Дядька поднялся и сказал уже дружелюбно: "Ну, вот и все, только ты теперь сама никому об этом не говори. Хорошо?" "Хорошо" , - ответила я, повеселев от осознания того, что все неприятности закончились. "Постой! - незнакомец перегородил мне дорогу - За то, что ты вела себя хорошо, я дам тебе денег на шоколадку" И сунув мне в ладонь смятую купюру, и пожелав счастливого пути, дядька быстро ушел. Меня охватила несказанная радость, ведь мало того, что все так хорошо обошлось, так у меня теперь еще были деньги! Шоколад я не очень любила, зато обожала мороженное, а на ту сумму, что была у меня в ладошке, можно было купить аж две штуки хорошего эскимо!
Об этом случае я, конечно, никому не рассказала, но решила, что больше туда ходить по маленькому я не стану. И представь, идя на следующий день по скверику, я, что называется нос к носу, сталкиваюсь со вчерашним очкариком! Я больше удивилась, чем испугалась. А дядька, поздоровавшись со мной, с улыбкой кивнул головой в сторону моего импровизированного туалета, мол, пошли! Не знаю почему, но я, как телка за пастухом, поплелась за ним в знакомые заросли. Там он мне сказал: "Ну, что, малышка, посикаешь опять как вчера? Кстати, купила вчера шоколадку?" "Купила" , - соврала я, не став объяснять ему то, что его деньги я истратила на мороженое. "Замечательно, - он радушно улыбался - вот и сегодня будет тебе на сладенькое!" Мне, конечно, было стыдно, но пути назад уж не было - сама сюда пришла, и я, как и вчера напрудонила огромную лужу перед дядькой. На этот раз он придвинулся ближе, попросил меня повернуться к свету, и смотрел мне между ног, открыв рот. Пока из меня лилась моча, я подумала, что этот мужик просто больной, извращенец. Но угрозы от него не исходило, да и вновь появившаяся в моей руке денежка на мороженое укрепила меня в мысли, что ничего страшного тут нет.
На следующий день его не было. Но еще через день он поджидал меня на старом месте. Все повторилось до мелочей. Так у нас с этим извращенцем и повелось: он меня встречал все время на одном и том же месте, мы шли в кусты, я мочилась, подставляя свою пипку ему на обозрение, а потом бежала к лотку с мороженым, реализовать полученный за это гонорар. У очкарика, как я заметила, был свой график: три дня он приходил, а на четвертый не появлялся, наверное, где-то работал. Мы с ним почти не разговаривали, никаких попыток меня ощупать, потрогать он не делал, свои органы не демонстрировал, не дрочил. Ах, вот еще что: когда у нас наладились эти странные отношения, в один прекрасный день, он достал из кармана какие-то очки, явно не новые, и со смущением попросил меня их надеть! Конечно, я удивилась, но, подумав, решила, что эта очередная его причуда тоже безобидна. С того дня я писала в очках, которые он мне выдавал, как рабочий инвентарь, а затем бережно убирал их в карман. Странно, правда?
Через какое-то время у нас возникло еще одно новшество. В очередной раз, встретившись с дядькой в сквере, мы пошли в кусты, а, придя туда, я удивилась: на том месте, где я обычно демонстрировала ему оправление естественной надобности, стояли две небольшие тумбы, сложенные из старых кирпичей. Дядька, опять смущаясь, пояснил, что эти сооружения он поставил для того, чтобы получше разглядеть у меня "там" , и писать теперь мне придется стоя на этих тумбах. Я вновь удивилась, но и это было еще не все: дядька достал из кустов припасенную большую картонку, положил ее сзади меня, и лег на нее на спину! Теперь картина была такой: я сижу на корточках, поставив ноги на тумбы, а голова дядьки находится как раз под моей попой. Струя из меня летит немного вперед, и на дядьку не попадает. При этом он снимал свои очки, а я, наоборот, одевала.
Какие чувства при этом возникали в моей душе? Ну, от стыда и смущения мне избавиться так и не удавалось, несмотря на то, что к дядьке я привыкла. Но эти чувства как-то притупились. А может быть, по молодости и неопытности, я за стыд и смущение принимала обычное для взрослого человека сексуальное волнение и возбуждение.
Осень набирала свои обороты, наши секретные кусты стали совсем желтыми. А дядька вновь удивил меня. В очередной раз сев на тумбы, я заметила, что он уж слишком подался вперед, и лицо его было под моей писькой. Я постаралась не замочить его, но последняя порция мочи, потеряв напор, стала капать ему прямо на лицо! Ойкнув, я соскочила на землю, ожидая, что дядька будет меня ругать. Но, взглянув на него, я обнаружила, что его лик светится от счастья, а желтые капли моей мочи были похожи на золотые слезы радости! Ничего не сказав, дядька вынул из кармана платок, обтер физиономию, взял у меня очки, и, как обычно проспонсировал мою страсть к мороженому. Похоже, что ему того и надо было.
А дня через два, случилось вот что: собираясь встать после привычной процедуры облегчения, дядька вдруг сказал: "Подожди, ты тут мокренькая совсем, давай я тебя вытру".
Не успев даже подумать над его словами, я почувствовала, что по моей пипке скользит что-то теплое, нежное, влажное. О, Боже, он лизал меня! Волны какого-то неведомого до сель чувства стремительно растекались по моему телу от прикосновений его языка. Дыханье у меня перехватило, а по спине побежали мурашки. "Вытирал" он мою писю недолго, меньше минуты, но это произвело на меня неизгладимый эффект. Я шла домой как опоенная, чуть не прошла мимо лотка с мороженым, а писька моя, несмотря на то, что дядька ее "вытер" совсем размокла, и даже трусы стали сырыми. Весь следующий день, сидя в школе на уроках, я думала о том, будет ли дядька "вытирать" сегодня мою пипку. И от таких мыслей трусы мои снова становились влажными. И вот после школы я снова встретилась в больничном скверике со своим извращенцем. Все прошло, как и обычно: я пописала, последние капли опять оросили его лицо, а я не встаю с подставок, жду чего-то. Дядька и спрашивает меня: "Вытереть тут у тебя?". Слова застряли в горле, но я только промычала что-то вроде "Угу!". Этот извращенец взялся за дело с большим энтузиазмом. Правда он это делал не так как ты, без всяких примочек, - просто лизал и всё. Но мне и этого было достаточно. Нет, я не кончала, как ты, наверное, подумал. Было очень приятно, но в этом я боялась сознаться даже самой себе. Так у нас ним и повелось с того дня, что после моего освобождения мочевого пузыря его язык тщательно вылизывал мне всю промежность.
